Во дворе городской детской больницы №1. Недавно в центре Санкт-Петербурга был установлен памятник Раухфусу, посвященный медикам, посвятившим свою жизнь спасению детей. Название символично — Древо Жизни. Это первый и единственный памятник в России. Барельефы «Древо жизни» рассказывают об истории уникальной больницы, в которой была создана петербургская (тогда Ленинградская) детская анестезиология и реаниматология и ее героические врачи.
Дети — это открытая книга
Говорят, что реаниматолог – не женская профессия. Что для этого требуется твердость характера. Но одним из первых реаниматоров в Ленинграде стала женщина Стелла Инденбом, редко улыбающаяся и нежная.
Стелла Павловна Инденбом (справа), главный врач больницы им. Раухфуса. Вячеслав Детков, президент Королевского госпиталя в Бахрейне, доктор Ахмед Мирза Джавахери. Фото с сайта dgb-19.ru
— Впервые желание стать врачом появилось, когда я учился в седьмом классе. Моя тетя была педиатром, и я не раз посещала ее клинику. Поэтому, когда возник вопрос «Куда пойти?», ответ был очевиден. Мед, конечно. И, конечно же, педиатрия.
Я всегда любил детей. Они прозрачны, ясны и просты. Детей, в отличие от многих взрослых, не обманешь. Они как открытая книга: если ребенку нездоровится, это сразу видно.
В отличие от нас, взрослых, дети не любят жаловаться. А если станет лучше — ребенок обязательно это покажет.
Внутренний двор и главное здание детской больницы Раухфуса. Больница Раухфуса. Фото с сайта dgb-19.ru
Почему я люблю кофе
После института меня направили на работу в периферийные районы. Уже тогда я понимал, что при всем желании не смогу помочь всем. Кто-то из больных уехал в областной центр, кто-то просто не успел меня найти… Тогда я решил: надо помочь себе. Пришлось стать реаниматологом.
До 1967 года не было ни врачей, ни даже анестезиологов: анестезию делала операционная или имевшаяся в тот момент медсестра. Просто надели эфирную маску и все… Но каждый случай был разным, наркоз надо было строго дозировать.
Когда в 1967 году я пришел в детскую больницу в Райхфусе, во всем городе было всего пять анестезиологов. Я стал шестым. И так я работал до 2004 года.
В мои первые сутки принесли двухмесячного ребенка с тяжелой деструктивной пневмонией, с абсцессом легкого. Абсцесс проник в бронх. Ребенок задыхался и нуждался в срочной операции. Вызвали торакального хирурга Германа Александровича Бойкова. Я позвонила своему учителю Вере Семеновне Байровой. Я рассказал ей, что мне предстоит операция, и мы с хирургом приступили к работе.
Через четыре часа я вышел из операционной. Малышка выжила, а я сама была полумертвая. Все, что я хотел, это крепкий, сладкий кофе! С тех пор я настоящий кофеман. Я могу отказаться от всего, кроме кофе!
Что за детская больница Раухфуса! Фото с сайта fb.ru
Ни при каких обстоятельствах – не привыкать к смерти!
Анестезиолог-реаниматор должен знать все и даже больше: и терапию, и кардиологию, и, конечно же, разбираться в хирургии.
Вы должны читать все время! И если терапевт может сказать своему пациенту: «Приходи завтра!», то у реаниматолога есть только сегодня, иногда только час. Или даже меньше. Кроме того, анестезиология и реаниматология неразрывно связаны с химией и технологиями — нужно быть в курсе всех последних разработок отрасли.
Однако одних знаний недостаточно. В конце концов, почти каждый может чему-то научиться. Важно то, что вы никогда, ни при каких обстоятельствах не должны привыкать к смерти!
Некоторые могут сказать: как же, если не привыкнуть к смерти, то и сам доктор сгорит. Я говорю: «Если было что гореть. Пусть горит, пока есть».
В противном случае от медицины придется отказаться. В нашем голосе нет холодности, даже прозаичности.
Я помню, как мой отец смертельно заболел. А я — тут сам доктор! — Я говорил с его лечащим врачом. Потом я вышел на улицу и не мог вспомнить ни слова из нашего разговора.
Поэтому я вернулся в палату, извинился и попросил повторить разговор. С тех пор, когда я передавал родителям своих маленьких пациентов тяжелые новости и прогнозы, я всегда добавлял в конце: «А теперь, пожалуйста, посидите рядом, прогуляйтесь, выпейте чашечку чая или кофе и приходите ко мне снова.
Уже тогда я знала, каково это терять близких и слушать врача, принесшего горькие новости. Я думаю, что нужно многое испытать самому, чтобы понять чувства другого человека. В медицинских вузах этому не учат.
Палата в Детской больнице г. Раухфус удобен. Уютно, светло и приятно. Фото с сайта dgb-19.ru
Мне страшно, когда я не могу помочь
Мне когда-нибудь было страшно? Только один раз, я думаю. Я ехал домой на автобусе. Из окна я увидел жуткую автомобильную аварию — выживших в этой «мясорубке» не было… Я очень испугался: ничего не могу поделать! Я здесь, но я ничего не могу сделать. Что действительно пугает, так это моя собственная беспомощность.
А когда появляется малыш и все в твоих руках – бояться некогда. Нет времени бояться! Знаешь, работай на себя. У тебя на уме только одно: «Сделай это!»
Эмоции, конечно, приходят, но позже. Помню, ребенок пришел с ларингитом. Это означало, что входа в голосовые связки просто не было. Пациент был синим. Лор осмотрел ребенка, посмотрел на меня: «Как ты будешь интубировать. Ты ничего не видишь!» Каким-то образом мне это удалось, и пока наш малыш дышал, я… уронила ларингоскоп.
Памятник медикам, отдавшим жизнь за спасение детей. Идею предложил главный врач больницы Вячеслав Детков. Автор Валерий Ким. Есть еще Стелла Инденбом. На фото — освящение памятника. Фото с сайта dgb-19.ru.
В другой раз к нам привели девятилетнего мальчика. После аварии в его организме было раздавлено все: печень, почки и селезенка. Тем не менее, ребенок был в сознании.
Мы срочно отвезли мальчика в операционную, и он сказал нам: «Я уже умираю. Я умираю». Я сказал: «Нет, мы вам поможем». И вот мы в операционной — и я это чувствую — мальчик уходит.
Хирург все еще пытается спасти ребенка, но сделать ничего не может. Я ему говорю: «Витя, перестань. Все».
Хирург кричит: «Стелла, подожди, я еще раз попробую…». В конце концов он понял, что ребенок мертв, остановил операцию — и в этот момент я потерял сознание. Впервые в жизни.
Но жизнь имеет две стороны, и светлая сторона, вероятно, была бы невозможна без темной стороны.
Самый счастливый момент в жизни реаниматора — выписка его маленького пациента. У нас был случай, когда практически все отказались от одного ребенка. Все казалось невозможным, как бы мы ни старались. Но я и мой коллега-хирург не могли сдаться. Мы взяли парня за мертвую руку. Нам сказали: «Почему? Не тратьте зря свою энергию!» Мы никого не слушали. А когда через два месяца Алешу Коваленко выписали, всей больнице пришлось аплодировать.
Чем хороша поэзия
В больнице есть свой музей. Стелла Павловна рассказывает уважаемому гостю из Бахрейна об истории госпиталя. Фото с сайта dgb-19.ru
Я оптимист. Прошло двенадцать лет с тех пор, как я перестал заниматься врачебной практикой. Однако я до сих пор работаю в стенах Детской больницы им. Раухфус. Уже как один из хранителей музея нашей больницы, имеющей богатую историю с 1869 года. Я не могу сидеть сложа руки — да что там говорить, приятно, когда внучка говорит своим друзьям: «Моя бабушка работает!
Я люблю читать и писать стихи.
В поэзии хорошо то, что есть стихотворение на любой случай.
Я также часто обращался к Библии и до сих пор обращаюсь. Особенно мне нравится Екклесиаст. Стихи, которые я превратил в стихи, мне очень близки: «…Но знание приносит с собою печаль. Сколько бы знаний мы ни приобрели, печаль не уменьшается.О нет, он только растет, он знает свет.От Бога к человечеству: печаль и мудрость — они будут в одном…»
Пожалуйста, подпишитесь на небольшое, но регулярное пожертвование на наш сайт.Mercy.ru существует благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей.Путешествия, съемка, оплата труда редакторов и журналистов, содержание веб-сайта требуют финансовых ресурсов.
